у оли есть два свидетеля того, что она не хотела знакомиться с сашей — её подруга алёна и бог, если он есть.
прошло уже несколько месяцев с того дня, когда мило улыбающийся молодой человек по имени саша подошёл к оле в баре и попросил ее номер. она дала ему его с ошибкой в полной уверенности, что гадать он явно не будет и вскоре оставит навязчивую идею позвонить «той блондинке» за барной стойкой. оля была уверена, что так и будет, но он решил иначе.

— саша, я знаю, ты устал, поэтому тихо посиди здесь, я заберу подарок для алёны и поедем домой. — она наклоняется к нему чуть ближе, пытаясь увидеть в глазах полное понимание ситуации, — не расстраивай маму.

оля по привычке убирает выбившуюся прядь золотистых волос за ухо и своей обычной уверенной походкой, будто весь этот цум принадлежит ей одной, отправляется в отдел ральфа лорена, где она ещё с утра по телефону забронировала сумку. алёна давно её хотела, но всё не решалась купить, оля же прекрасно знала, что никакой другой подарок не порадует подругу сильнее. оле нужно превосходство даже здесь. пришлось конечно разыграть спектакль, где пожарская рассказывала алёне, что этой сумки в москве уже нигде нет и искать бесполезно. алёна, к счастью, в отличие от своей подруги, не отличалась настойчивостью и желанием достать любой ценой то, что хочется. алёна была просто красивой и умела притворится дурочкой перед мужчинами, поэтому очень нравилась олиной маме. алёна была настоящей женщиной, а оля так, карьеристкой со сложным характером. алёна, впрочем, была хорошей подругой, могла поддержать в трудную минуту и приехать в любое свободное время, то есть просто в любое. она удачно вышла замуж в двадцать шесть и каждый день ездила по выдуманным делам, чтобы не казаться бездельницей. оля на это лишь ухмылялась и кивала головой, да, алёна, ты из нас самая занятая, ты всё таки жена. её мужа оля видела раз пять, он был вечно занят и никогда не приезжал на дни рождения своей жены, которые она устраивала с большим размахом. алёна любила внимание и создавала для этого все условия, ее праздники всегда находилось за что хвалить — закуски, место проведения, дорогой алкоголь и конечно же она сама, в платье от версаче. алёна дорожила дружбой с олей, потому что у оли был вкус, потому что оля говорила правду, если её об этом просили, потому что оля — большие связи. оля же видела в алёне ту лёгкую жизнь, которой ей иногда не доставало. да, она любила свою работу и иногда слишком сильно, но также она уставала и бывали дни, когда не хотелось ничего, а лучше послать всех куда подальше и поехать с алёной на целый день в спа и отключить телефон, а потом пообедать и пойти купить себе что — то неприлично дорогое и совсем ненужное, потому что можешь. однако в такие моменты оля быстро напоминала себе, сколько у неё людей в подчинении и они уже пять минут ждут от неё ответа по поводу последнего номера. пожарская выдыхает и запустив пальцы в волосы, улыбнувшись и откинувшись на своём удобном кресле делает заключение «всё хорошо, кроме фотографий к последней статье, давайте переделаем, звони жене, завтра съемки». оля не знала таких больших цифр, чтобы посчитать, сколько раз коллеги наверняка мечтали её убить.

оля застегивает боковую молнию на чёрном шелковом платье, которое купила ещё месяц назад, но для него никак не находилось случая. оно было очень эффектным и понравилось оле сразу и она хотела бы носить его каждый день на работу, но это уже слишком. иногда эти правила олю убивали, но брючные костюмы одним своим видом напоминали ольге владимировне, что она в первую очередь редактор, а потом уже красивая женщина. на работе смелый вырез в зоне декольте и длинный подол закрывающий только одну ногу, были бы не к месту, а вот на день рождения к подруге в закрытый специально под это клуб и с парнем на расстоянии вытянутой руки и даже меньше — лучший выбор.
она смотрит в огромное зеркало своей гардеробной и оценивающе проходит взглядом по саше, по себе, а потом довольно улыбается, положив ему руку на плечо.
— день рождения у алёны и это даже неприлично, что мы будем выглядеть лучше, но мне даже нравится. — она оборачивается к саше и, сократив между ними расстояние, шепчет ему на ухо, будто кто - то их может услышать, — если бы нам не нужно было никуда ехать, я бы не выпустила тебя из своей спальни до завтрашнего утра.

телефон оли в соседней комнате издаёт короткий звонок. такси назначили, наконец — то. пожарская рассчитывает на то, что у неё есть ещё хотя бы десять минут, чтобы попросить сашу об одолжении. она думала об этом всю неделю и не знала как начать разговор. почему с сашей всегда так? почему к разговору с ним я готовлюсь так, как не готовлюсь ни к одному совещанию на работе.

— саша, послушай меня внимательно сейчас. — она немного отстраняется от него, — на следующей неделе меня пригласили на презентацию одного московского бренда, хотят с нами сотрудничать в дальнейшем и вообще завести хорошие отношения. там будут очень важные люди, бизнесмены и предприниматели, пойдёшь со мной? мне важно выстроить дружеские отношения, не только с женской половиной присутствующих, понимаешь меня? мне нужно на оба фронта работать, я тебя научу что говорить, что нельзя обсуждать. пойдём? — она заглядывает ему в глаза, разглаживая воротник чёрной рубашки. твою мать, красив, как сатана… она просит его мягко, хотя уже в самих словах слышится «ты же не хочешь меня расстроить, отказавшись?»

ольга владимировна пожарская, недавно ставшая главным редактором московского глянца, по головам идти не хочет, но, она сделает всё, чтобы с ней журнал вышел на новый уровень и чтобы о нём постепенно узнали в европе. она уверена в своей работе и в том, как она вкладывается и ещё она знает куда хочет выйти со всем этим. ей давно плевать на признание со стороны отца, давно плевать на то, что говорит мать, она видит как к ней с уважением относятся на работе и она видит себя в зеркале каждый день. девочка выросла и будет расти дальше, даже если это кого — то не устраивает. сложно, зная свои способности и достижения забрасывать их в дальний угол и считать, что выше только потолок.

  «всё, ты — главный редактор, успокойся.»
  «мама, я главный редактор, я не имею права успокаиваться.»

алёне саша нравился и она этого не скрывала. она его даже на свой день рождения отдельно пригласила, попросив, олю передать ему телефон. оля тогда выполнила просьбу подруги, а сама продолжила листать старый номер своего журнала пытаясь понять, что до её назначения было не так. буквы не складывались в предложение, потому что оля пыталась услышать голос алёны и то, что она говорит саше. оля считала это каким — то бредом. ей никогда не нужно было одобрение подруг, как бы она их по своему не любила. встречается она, а не они и так всё и было, когда оля была в отношениях с другими парнями, но с сашей всё было иначе. алёна первая повелась на его обаяние и не переставала хихикать над его шутками. сначала алёна, потом света, олеся и ещё несколько её подруг. они будто рыбы, которые ловились на крючок, а саше оставалось только вытаскивать и делать с ними почти всё, что угодно. оля порой искренне охреневала от того, как часто они с ним соглашаются. вопрос «чьи это теперь подруги?» висел в воздухе. с ними саша «расправился» намного быстрее, с самой олей он долго возился, а она всё делала ставки и играла сама с собой предполагая, когда же настанет тот день, когда ему всё надоест.
этот день не настал до сих пор.
он был совсем другим, когда они познакомились. оле казалось, что она сама съест этого «мальчика», подавит своим характером, как и всех других до него. большинство парней её боялись, боялись её отца, её положения. сильные женщины никому не нужны, в этом олю убедила её мама, а оля приняла эту информацию и продолжила вести себя как обычно, используя собственный характер как броню и защиту от слабостей, которые она не выносила в мужчинах… и в себе. саша сначала показался ей таким же, но своей настойчивостью он был ей хоть как — то интересен, она будто смотрела один большой спектакль, представление для неё одной, а потом это всё поглотило её реальность.

она усмехается чтобы разрядить обстановку, но внутри чувствует накапливающееся раздражение. ей удаётся его скрыть. вторая попытка.

— я не говорю, что ты зверушка для выставки, это же просто вечер с авторитетными и интересными людьми. что плохого?

риторический вопрос. оля мысленно просит сашу не отвечать на него и даже не стараться найти там скрытый смысл и разложить всё по полочкам. никаких аргументов, змиевский, просто согласись.

но саша не соглашается. оля не намерена сглаживать углы.
его пташка вспыхивает пламенем.

— а когда ты мне вообще уступаешь?

когда он стал таким? любящая вечно всё контролировать оля не знала на это ответ, она его просто не находила. нет объяснений. она упустила этот момент. упустила контроль над своей собственной жизнью. саша, подобно змею, сначала был с ней обманчиво ласков, а когда она очнулась, он уже обвился вокруг неё и позволял ей вздохнуть, только когда сам захочет услышать её голос. он ослаблял хватку, создавая иллюзию свободы, а как только переставал ощущать олю и ее присутствие, тут же сковывал её обратно.

а ей это нравилось, но она запрещала себе так думать. впрочем, думать она могла что угодно, саша видел только её тело, поддающееся его рукам, саша слышал её сбившееся дыхание, саша чувствовал её заострённые ногти на своей спине и укусы в губы до крови, саша осознавал что её «нет», на самом деле значит «да», а тихие вязкие стоны — «прощаю».
и она ему проигрывала, перед этим каждый раз сражаясь, как последний. их ссоры были жестоки на слова и действия, оля смотрела ему в глаза и будто не боялась последствий несмотря на то, что их почти никогда нельзя было предугадать. в саше не было благородства, а у оли чувства самосохранения. ей бы помолчать, выставить его за дверь и три раза повернуть ключ в замке. ей сделать всего один звонок и его закроют далеко и надолго. но она никогда не любила пользоваться привилегиями, которыми обладала с рождения. ей нужен был кто — то равный по силе, а играла она честно. все как один говорят, что в отношениях нужно уметь уступать и находить компромисс. вот только у них с сашей не отношения, у них война, с которой саша так и не вернулся, а оля пошла добровольцем.

— ты чёртов эгоист, делаешь только то, что хочешь, а так жизнь не работает, саша. ты не их нахуй послал, ты сейчас меня послал с моей просьбой. если бы мне нужен был «кто — то» я бы моментально нашла человека, — оля щёлкает пальцами в пространстве между их лицами. да, так всегда, она хочет и это происходит. она приказывает и всё исполняется без вопросов. важно, чтобы механизм работал без перебоев, особенно когда ты отвечаешь не только за себя. с сашей так не работает и это её злит,  — а я тебя попросила, но твоя принципиальность конечно же важнее. как ты меня с ней заебал.

оля выходит из гардеробной и берет со столика мобильный, где приложение такси извещает её о том, что у неё есть ещё минут восемь, чтобы унять начинающуюся внутри них бурю, сметающая, обычно, всё живое в радиусе двадцати метров. но оля этого делать не будет. она не будет просить прощения, заставлять его забыть весь этот разговор. она не скажет «хорошо, как скажешь, я пойду одна». оля мудрая и рассудительная женщина на работе, с сашей она террорист — смертник и если она сгорит, то заберёт его с собой не оставив и шанса на спасение.

— оля, когда дети?
пожарская замирает со стаканом холодной воды в руке и смотрит на свою мать. у той всегда была способность резко переводить тему разговора. они сидели и разговаривали об устройстве комнат загородного дома, который отец оли купил на той неделе и пока она думала над ответом на вопрос «небесно — голубые обои в спальне для гостей или лавандовые?», мать атакует её новым вопросом, который никак не связан с дизайном.
— что за вопрос?
— обычный вопрос, я когда стану бабушкой?
— мама, я даже не замужем
— тебе тридцать, ты продолжаешь игнорировать дениса, но ни с кем не встречаешься. оля, жизнь идёт и ты не становишься моложе…
дальше оля ничего не слышала. она научилась «выключать» мозг и начинать прокручивать в голове вчерашний и позавчерашний дни, лишь бы думать о чем — то отвлеченном, лишь бы не слышать нудящего голоса ее матери. она была уверена, отец тоже так частенько делал. она вытянула руки вдоль стола, растянувшись как кошка и уткнулась лбом в деревянную поверхность. в такие моменты ее мать считала, что ей десять и она снова дурачится. маму это всегда раздражало.
замужество.
тогда, в тридцать, оле не хотелось замуж. она только начала продвигаться по карьерной лестнице и ей обещали место помощника редактора. об этом никто не знал, потому что оля не любила распространяться о том, что ещё не произошло. денис, о котором говорила ей мама, ухаживал за олей уже год, но она делала вид, что они просто друзья. денис был идеальным женихом и мужем в глазах её семьи — перспективный, успешный и занудный. на последнюю черту олиным родителям было плевать, они переименовывали это в «стабильность», оля возражала — «душный». денис был хорошим, но он был не для неё. выйти за него — это всё равно, что похоронить всю себя заживо. все амбиции, все начинания, весь характер, который далеко не прост. денис хочет семью, денис хочет детей и чтобы жена каждый день встречала его после работы с идеально накрытым столом. оля тоже хотела ребёнка, только это было большим секретом, иначе мать бы её достала. оля любила и умела готовить, но у неё, с её работой, совершенно не было на это времени. оле пришлось отказаться от этого, чтобы дать возможность реализоваться другим своим мечтам. «дети есть почти у всех, а главным редактором становится не каждый». ей приходилось себя обманывать и верить в то, что она говорит себе почти каждый день. глупость. всё на самом деле куда легче. у оли даже парня не было, с которым бы она хотела создать семью. правда ведь сразу легче?

и вот оле тридцать четыре и она снова ругается с ним. саша. ее чертова зависимость, её проклятая зависимость. лучше бы у оли был алкоголизм, лучше бы она баловалась наркотиками и продавала все свои дорогие украшения, чтобы раздобыть ещё дозу. но для её зависимости деньги были не нужны, он их у неё даже не вымогал, хотя как — то у неё закралась мысль, что он однажды даст ей по голове чем — то тяжелым и обчистит её квартиру. потом оля поняла раз и навсегда, что ничего вещественное ему не нужно, ему нужна она. звучит романтично, если не знать подтекста. если бы подруги знали, что между олей и сашей происходит в постели, они бы ей завидовали. если бы они знали, что происходит между ними до этого, они бы посоветовали обратится в полицию.
   товарищ змиевский, арестуйте сами себя, вы вторгаетесь в мою жизнь без разрешения.
она сама дала ему пропуск, сама дала ему разрешение. вот только допуск получил некий саша, приятный молодой человек, а сейчас этой привилегией пользовался кто — то другой, но с тем же лицом. лицо, оставшееся неизменным, но черты и характер — всё другое. он огрызается, он кусает, он изматывает её душу, рвёт на куски, а потом зализывает раны, которые сам ей и нанёс. его успокаивающий шёпот, после рычащего крика, будоражит всё внутри и сотрясает будто перед приступом истерики, но не настолько, чтобы всё остановить. она, час назад давая ему пощечину и ударяя его в грудь, сидит тихо и слушает его голос. и эта безысходность, это тот замкнутый круг, в который саша её загнал — там нет выхода. он целует её, она выставляет руку вперёд и это никогда не было для него достаточным жестом, чтобы остановиться. он ухмыляется и будто молча требует сопротивляться сильнее.
оля не жертва, оля больна. больна им.

она еле заметно морщит нос, но не от боли в плече, а от нарастающей злости и от того, как саша ведёт себя. как обычно.

ее рука скользит по воротнику его чёрной рубашки вверх. пальцы охватывают подбородок и острые ногти впиваются в его нижнюю челюсть. она не делает ему больно, но заставляет сфокусировать внимание на своих глазах, где моментально вспыхивает огонь.
— я буду ебать тебе мозг, пока не найду себе занятие поинтереснее, ты меня понял? — сколько раз они ссорились и ругались и оля была уверена, что она далеко не первая и не последняя в его списке, кто проходил это, но в отличие от многих других она не забивается в угол и не начинает скулить и извиняться. она не замолчит, потому что ей не страшно.
я не очередная дешёвая сука, которая заткнется, как только ты повысишь голос.
нравится, мальчик?
этого хотел?
ты никогда не умел тихо и молча расходиться, отпускать в другую комнату одну. пришёл следом.
начало ссоры не имело теперь значения. саша сказал своё нет и дальше будет отстаивать его, потому что принципиальный, как и она. очередная их любимая игра «взбеси меня, если сможешь». сколько за плечами раундов сыграно и ни один ещё не сдался.
ее губы растягиваются в довольной улыбке.
— хотя даже тогда не прекращу.
извещение на телефоне сообщает оле о том, что им стоит выходить. карета подана. жаль не скорой помощи.
оля наконец разжимает пальцы, чуть двинув до этого руку заставив голову саши повернуться в другую сторону. лёгкая замена пощечине, о которой она так мечтала, но им надо ехать, а алёне и остальным гостям знать про их ссоры нельзя, потому что это может дойти до отца и матери, а там это не остановить и сашу действительно посадят. ей будет скучно.
она отходит от саши, по дороге взяв коробку с подарком.
— праздник, так праздник, с а ш е н ь к а.
в клубе было не так шумно, как обычно. музыку регулировали по одному щелчку пальцев алёны, хотя ей было не до этого, потому что она распаковывала подарки. когда очередь дошла до коробки от оли, алёна издала крик, больше похожий на визг, заставив олесю, сидевшую рядом, вздрогнуть.
— ты сказала, что её нигде нет! — алёна вытаскивает сумку из коробки и начинает рассматривать её так, будто пытается там найти что — то особенное.
— ну теперь нигде, у тебя последняя
оле на самом деле искренне нравилось быть некой «волшебницей» и дело даже не в деньгах. в ней было то, что по мнению её матери должно быть только в мужчинах — удовольствие от дарения подарков. мама пыталась доказать оле, что мужчины тем самым чувствуют свою независимость и покровительство над женщиной, а ей только и остаётся что радоваться и хлопать в ладоши как ребёнок… ну вот прям как алёна сейчас. пожарской же нравилось видеть эмоции, она в этот момент ощущала, что сделала для человека что — то действительно важное. да, она не спасла страны африки от засухи и возможно стоило серьезно заняться благотворительностью, но пока олю хватает на такие мелочи, как подарки друзьям, с которыми она всегда угадывает, попадая точно в цель.
неоновое освещение по всему залу поочередно окрашивало лица присутствующих в красный и жёлтый цвета. алёна рассказывала о каких — то новых сплетнях, которые никогда особо не интересовали олю. ей на телефон пришло пару сообщений от наташи, ее ассистентки, которая извинялась за то, что беспокоит начальство в выходной, но есть пару вопросов. оля быстро написала ответ и заблокировала телефон. а потом пришло новое уведомление. а потом ещё. и оля снова была вынуждена ответить, потому что она не может позволить, чтобы её ответ ждали больше пятнадцати минут.
— вы специально так оделись? — голос алёны и долгое молчание остальных заставило олю поднять взгляд и пробежаться им по всем присутствующим. это вопрос точно им.
— чтобы всё внимание на себя притянуть? вы, конечно, сволочи, но сволочи красивые. особенно саша.
ну давай, пожарская, твою работу оценили, скажи что — нибудь.
оля натягивает улыбку и чуть наклоняет голову к правому плечу.
— да, саша поддался и позволил себя одеть. всё для тебя, алён.
сказав последнее предложение, оля не имела ввиду ничего, кроме сегодняшнего повода и праздника, однако для алёны всё прозвучало слишком особенно.

— саша… саша, тихо… посмотри на меня, всё хорошо, ты дома… ты дома и здесь никого кроме нас… мы в безопасности и всё давно закончилось. это прошло. ты дома.
её голос спокоен и звучит так, будто она убеждает сашу, что его приступы посреди ночи — это нормально. или она убеждает саму себя? она гладит его по голове, пальцем проводит по брови. её действия мягкие и спокойные, но когда это случилось первый раз, она еле уняла собственную дрожь во всём теле. сейчас у неё на губах полуулыбка и взгляд, которым обычно смотрят на детей, когда те, глупенькие, вдруг испугались страшного монстра в мультике. заботливая мама тогда гладит своего ребёнка по голове, успокаивает мягким голосом и говорит, что этого не существует, что всё, что он только что увидел — нереально… но то, что прошёл саша, было реальностью и оле не нужен был военный опыт, чтобы представить, как это страшно.
оля в такие моменты забывает, что ещё несколько часов назад она бросала в него тарелку и та разбилась на мелкие кусочки, ударившись об стену. оля забывает, что два дня назад он до синяков сжимал её запястье, а она смотрела ему в глаза сморщив нос, сжав зубы от неприятной боли и отказывалась кричать. из оли вышел бы хороший солдат. в такие моменты она думает только о том, что хочет сашу успокоить и «довести» до понимания, что всё это просто сон. она думает только о том, что это её саша, который вдруг в один момент становится уязвимым, он в секунду обращается из агрессора в жертву собственного прошлого, от которого не отделаться. он её и ей его успокаивать — это то, что она никогда не произнесёт вслух.
она с ним всегда спит чутко и этот «первый раз» она никогда не забудет. тогда она не знала что говорить, поэтому просто повторяла его имя серьёзным тоном, стараясь сосредоточить его на своём голосе. потом он ей сказал, но не всё, далеко не всё, а лишь самое необходимое, что могло бы успокоить теперь и олю. она смотрит на него ещё несколько секунд и смиренно говорит «ладно». ничего допытывать она из него не будет. через пару минут незаметно для него она стирает со своей щеки слезу. просто перенервничала — так бы она ему ответила, если бы он спросил, но это неправда. ей его попросту стало жалко. птичке жалко монстра, который пожирал её психику на завтрак, обед и ужин.
она открывает окно в спальне и приносит ему воды, игнорируя возможные отказы. она ставит стакан на прикроватный столик и садится на кровать позади него, обнимая его плечи и прижимаясь к спине. она молчит, ведь здесь не работают такие приемы заботы, как «расскажи мне, что тебе приснилось», по крайней мере она в этом почему — то убеждена. оля надеется, что саша как можно скорее забудет то, что он так ярко видел во сне. оля проводит пальцами по его коротко стриженным волосам и кладёт голову ему на плечо. она слушает его дыхание прикрыв глаза и думает о том, что она сейчас готова сделать всё, что он попросит.
давай ляжем спать, я рядом. я всех, к чертовой матери перестреляю, кто опять потревожит твой сон.

она поднимает голову, когда слышит, как алёна и саша общаются, но ненадолго. наташа, как научить тебя быть самостоятельной? когда я умру, кому я передам журнал? точно не тебе, наташа.
оля была сложным начальником, требовательным, но не лишенным человечности. она своих сотрудников всегда отпускала с работы в любое время, если они просили, ей даже было плевать на причину, она никогда не спрашивала «зачем?», это её не касалось. однако, как только оля понимала, что её снисходительностью начинают пользоваться, она вызывала к себе на один единственный разговор «по душам» и правда сидела с мягкой непринужденной улыбкой. если это не действовало, она увольняла без лишних слов, эмоций и с хорошей рекомендацией. назад ольга владимировна не принимала никого. она крайне старалась не быть такой со своими близкими и друзьями. так, однажды, она простила вике испорченное платье, которое та взяла на вечер и клялась, что ничего не случится. потом она простила ксюше потерянное колье за сто тысяч. по словам ксюши, она забыла его в квартире какого — то парня, который конечно же соврал, что ничего потом не нашёл. оля улыбалась одними губами, прикрывая глаза, как кошка на майском солнце и заверяла, что ничего страшного не произошло. в голове конечно крутилось одно «почему я не удивлена». ксюша и вика были ещё хуже, чем алёна. та начала получать удовольствие от жизни после замужества, а вика с ксюшей знали вкус богатства и вседозволенности ещё с детства. была бы оля чуть другая характером, у неё были бы ещё большие шансы стать такой, как они. дочь депутата. она должна выйти замуж за миллиардера, почти как алёна. в общем оля была готова и алёне простить какую — то «ерунду», но эта «ерунда» всё никак не наставала и пожарской стало казаться, что дань, отданная в виде дорогого колье является задатком к спокойной жизни. ах да, спокойной, не считая саши. почему ему одному она всё прощает и даже не всегда закатывает глаза?
оля не участвует в разговоре своей подруги и своего парня. без неё разберутся. она как — то никогда особо не контролировала взаимодействие своих парней со своим окружением, это ей было не интересно. сегодня день рождения алёны и если саша решит ей подыграть, оля даже не будет заострять на этом внимание. но почему тут саша один, где олесин парень, почему он не перебрасывается с алёной оценкой внешнего вида гостей? оля поднимает голову, чтобы поискать глазами петю, но её взгляд перехватывает саша и говорит о том, что ей надо оставить её любимую наташу в покое и пойти потанцевать.
у оли с губ чуть не срывается «с тобой?»
но она сдерживается, понимая, что саша не настроен переносить их конфликт из дома, сюда. оля уже научилась считывать его не только по взгляду, но и по интонации, движениям, голосу, постройке слов в предложении. забыли, значит? пожарская блокирует телефон, не сводя глаз с саши. она с ним зрительный контакт любит держать долго. ладно, будь по вашему, товарищ полицейский. оля кладет мобильный на столик экраном вниз. привычка, сохранившаяся с того дня, когда она в двадцать пять лет решила встречаться с двумя парнями. её секрет раскрылся спустя три месяца. больше она подобным не занималась и сейчас скрывать было нечего и не от кого, но на подобных мероприятиях подвыпившие подруги любили преувеличить значение того или иного звонка на чужой телефон и развернуть целую драму. одного раза ей хватило.
пожарская берёт сашу за руку и улыбается, смотря себе под ноги, чтобы длинный шлейф платья не помешал посторонним и ей, в том числе. она улыбается, потому что всё это почему — то напомнило ей школьную дискотеку, когда ты с каким — то мальчиком идёшь танцевать под романтическую музыку, пока твои подружки остаются стоять своим девчачьим кружком и обсуждать вас.
оля наконец останавливается и, развернувшись к саше, кладет ему ладонь на плечо. она немного хмурится, видя за его спиной алену, активно что — то обсуждающую с викой и смотря в их сторону. смеются. пожарская слишком хорошо знает своих подруг и лишний раз убеждается в том, что в разведку с ними ходить нельзя.
— даже я считаю, что это слишком для дня рождения. я так отмечала свои восемнадцать, но там всё организовывала моя мама и я была не в курсе. было ужасно. там было, кажется, половину москвы, а я знала только человек десять. после такого хочется отметить свой день рождения в одиночестве на кухне. кстати, надо так сделать в этом году. ладно, ты можешь прийти.
хотя ты вообще никогда не спрашиваешь… ничего.

оля не верит в бога, не верит в космос и в предсказания из пресного несъедобного печенья. настя первая подаёт голос
— ну и зачем он тебе?
о да, они про сашу. они сашу видели, они будто его с полуслова поняли — какой он и что от него ждать. нет, ни черта не поняли, потому что оля за пару уроков на ютубе научилась замазывать синяк на виске. нет, они не знают сашу т а к о г о. [её сашу]. она им ничего не говорит, он им просто не понравился. а ещё они не могут сложить в голове этот пазл состоящий из двух деталек — деталь саша и деталь оля. они подходят друг другу, только если сломать и переклеить заново, но подходят же. это важнее.
— что тебя держит?
оля приоткрывает рот, чтобы сказать уже что — то, но истинный ответ остаётся на кончиках её губ и расплывается в улыбке задумчиво— стеснительной. улыбка дурная, потому как у оли одно объяснение того, что она от саши сбежать не может и не хочет.
неведомая сила держит.
в ее голове это звучит логично, но если она скажет вслух, подруги либо засмеются, либо приподнимут брови в очередной раз решив, что это был интеллектуальный юмор ольги владимировны, который они не поняли. снова.

у саши с олей всё не так. у них обоих — и вместе и по отдельности — не так.
саша говорит ей «я тебе не позволю» и это в его манере. прошло уже достаточно времени, саша приучил олю к таким словам; его действия по отношению к ней или к кому — либо ещё не поддаются обсуждению. пожарская вдруг смотрит на него тем самым взглядом… почему — то полным беспомощности. она чувствует его ладонь на своей талии и легко может представить, как он при желании способен переломать её кости да так, что не восстановишь. змиевский еще ничего не сделал, а она уже слышит хруст своих рёбер под его пальцами. она вдруг смотрит на сашу глазами жертвы, которая наконец призналась в этом самой себе. оля смотрит на сашу и кажется спокойно может признать тот факт, что однажды он убьёт её. она слишком хорошо его знает — он сорвётся, не сможет сдержаться и приложит ее со всей силы о стену или задушит или зарежет…
‘столько способов, тебе ли не знать’

и даже несмотря на то, что змиевский никогда не извиняется, оля прекрасно знает, что будет с ним, если она умрет. он не пойдёт искать себе другую, он не начнёт искать замену, он, как она предполагает, скорее всего, признается и сядет на всю жизнь. её отец всё устроит. она уже не сможет вмешаться и настоять отпустить его или смягчить срок. у оли будет закрыт рот. навсегда. она будет лежать в гробу, обитым внутри белым атласом и конечно же в белом атласном платье на бретелях. оля представляла себя мертвую. будто со стороны сейчас смотрела — всё было в сашиных глазах. белоснежное платье, как у невесты. ей бы пошло, несмотря на то, что она так любит чёрный. всё было бы красиво и правильно в тот сдержанно хмурый день. всё, кроме неё самой. она представляет себя мертвую так четко, видит почерневшие следы от пальцев саши на своей шее. олю бы портило одно — бледный цвет кожи с синеватым оттенком. безобразно. нужно попросить закрыть крышку гроба. пусть смотрят на фотографии в своих телефонах, вспоминают, но её саму не видят. её мёртвую. отец бы позволил саше прийти на похороны и возможно отпустил бы его до завтра, а потом… саша бы сел. возможно только тогда он бы успокоился (ведь некого больше уничтожать) и был бы совсем безразличен ко всему окружающему. оля в этих ужасных представлениях в своей голове видела, как из него тоже уходит жизнь. поэтому она не должна умирать — он причина, он следствие. он не может жить без неё, а она без него не видит смысла дышать отравленным московским воздухом... это мёртвый зацикленный круг, который однажды порвётся, даст трещину, концы разойдутся и колесо остановится — они будут по разные стороны и невозможно будет дотянуться, но и другим доступа нет. нет другого варианта. оля не может уйти от саши, потому что с сашей другая не справиться, потому что сашу другая не полюбит. а оля любит. до смерти.

они никогда не говорили эту фразу «я люблю тебя» друг другу, но признавались в этом по своему. так получается. для оли с сашей есть что — то противоестественное в обычном слове «люблю». оно для них слишком нежное, оно для них слишком плавное. они ничего так делать не умеют.
саша с олей доказывают всё друг другу действиями и пусть иногда это не одобряется законом и не соответствует моральным нормам. они живут в своём мире, где отношения нечто другое.
как бы оля не заставляла себя противиться, она себя обманывает. язык, на котором общается с ней саша, единственный язык который она понимает и на котором ей хочется говорить с ним. он сжимает ей запястья, она выше подбородок задирает, чтобы он видел её глаза, где ярость, ненависть, злость, но не подчинение. она никогда не попросит его остановиться.

оле тридцать четыре года. она занимает ответственную должность, у неё в подчинении люди и она никогда не была легкомысленной, ни в один период своей жизни. ее осознанность, излишняя серьезность и ответственность — вот что писали в благодарственном письме родителям от гимназии, в которой она училась на отлично. идеальная девочка оля со взглядом взрослой девушки за двадцать пять.

и вот идеальная девочка повелась за одним неидеальным, но совершенным для неё мальчиком. всё сложилось как тот самый переломанный пазл с изображением психологических отклонений. переломанный, но главное доведённый до той формы, которая идеально подходит другой изуродованной детали.

и сейчас, здесь, именно в эту секунду, и оля не может объяснить почему, ей хотелось спросить у саши одно.
ґты бы убил за меня человека?ґ
откуда она взялась в ней? откуда вместо ольги владимировны появилась некая вторая оля из прошлого? пожарская её будто знала когда — то, но совсем забыла. эта другая оля немножко взбалмошная, смелая и отчаянная. она учится в старших классах и поцеловать может первая ничего не спросив. она гуляет допоздна и прячет от мамы сигареты и засосы на шее под воротником любимого свитера. от её волос пахнет ванильным шампунем, а запястья тяжелыми французскими духами, которые у мамы брала без спроса. у неё одноклассник саша ночует дома и целует её худощавое подростковое тело, накрывшись с головой одеялом. она кусает нижнюю губу, чтобы не вздохнуть со стоном от накатывающего возбуждения. господи, саша, хватит… вдруг я не сдержусь и меня мама услышит? …и куда ты, в окно и по балкону? … дурак… эта оля ещё иногда в настроении вопрос задать глупый, но такой важный для неё. как сейчас. и никуда от ответа не сбежишь, не спрячешься, потому что она обидится. надолго.
но саша не убежит. саша не такой.

— ты бы убил за меня человека?

она спрашивает это тихо, положив голову ему на плечо. она будто спрашивает о том, чем они займутся завтра и поедут ли по магазинам. тот взгляд жертвы — слабость, которую она позволила себе пару минут назад, всего раз за весь период их отношений, прошла. этого больше никогда не повториться. оля снова спокойна, оля снова закрывает глаза на то, что происходящее в её жизни — чертова болезнь. зависимость.
[её саша].
[только они так живут].
[никому нельзя влезать].

оля спрашивает это у змиевского, потому что это его язык. это её попытка спросить его «ты меня любишь?». он своими поступками и словами доводит её до желания убить его, но всё остаётся одним желанием. он делает более решительные попытки, у него силы больше. если бы она спросила его «убьешь ли ты меня когда — нибудь?», он наверняка ответил бы «это слишком просто, птичка» и улыбнулся. если бы он спросил в ответ «убьешь ли ты меня?» она сразу бы сказала «да», солгав.