[indent]все всегда было неправильно.

с самого начала связь с пашей была неправильной, странной, непонятной. надо было договориться сразу. решить все сразу. из-за молчания, которое казалось кириллу естественным и пра-виль-ным, все пошло наперекосяк.

это начиналось как развлечение, интересный опыт, ничего не значащий и ни к чему не обязывающий. удачное стечение обстоятельств, взаимный интерес, игры на грани, смотри-смотри-смотри на меня. кирилл до сих пор не понимает, кто сделал первый шаг, но это не волновало тогда и не волнует сейчас; кирилл с каждым днем все больше сомневается в том, что все жизненные решения принадлежат ему, а не кому-то свыше. и если это так, значит, не важно, кто первый — важно, что это должно было произойти.

паша понял его сразу. паша принял правила игры, которые кирилл не озвучивал. кириллу казалось, что эти правила — общие, не только его. он не думал, что будет дальше, когда целовал пашу, прижимал его к себе, оставался у него или не выгонял от себя. потому что паша понял и принял, паша знал, что дальше не будет ничего, что как только он закончит свою работу, они разойдутся и больше не увидятся.

кирилл свел все в шутку — однажды — когда утренний разговор в постели начал звучать иначе. в нем не было намеков, не было флирта, как в пашином взгляде не было ничего из того, что кириллу нравилось видеть. он увидел, что паша говорит серьезно, у паши во взгляде — чувства, там ласковость и нежность, необычные, непривычные, такие лишние и не-пра-виль-ны-е.

[indent]ты не должен ничего чувствовать.
[indent]почему ты чувствуешь? зачем ты чувствуешь?
[indent]нам же было так хорошо без этого.
[indent]нам было так хорошо, паш.
[indent]зачем?

кирилл запирается в маленькой неуютной квартире и думает-думает-думает. каждую минуту, каждый час, каждый день — все время, что он проводит здесь, он думает. вспоминает. пробует эти воспоминания на вкус; на языке жжет, в горле першит. кирилл давится и закашливается, хватая себя за ребра. там, внутри, что-то шевелится, щекочет, не даёт спокойно жить.

они пережили слишком много, чтобы это можно было взять и вычеркнуть, забыть как страшный сон и просто двигаться дальше. кирилл молился, когда паша уехал, в надежде, что это чем-то поможет. другим же, сука, помогает. другим же, блядь, легче. легче же? ни-ху-я: кириллу приходилось искать утешение в алкоголе, веществах и объятиях своей фантомной бывшей юленьки, с которой не было ничего, кроме секса пару лет назад. никаких отношений, никаких привязанностей. у кирилла от юли — ничего, у юли от него — ребенок, которого кирилл ни знать, ни увидеть не хочет. но юля это все пережила, юля ни на чем не настаивала, ей, казалось, так же плевать на все то, что было пару лет назад.

кирилл познакомился с девочкой пашей, и это было еще одно утешение, замещение, попытка прожить и отпустить. с ней все было иначе, с ней все было намного проще, чем с тем-самым-пашей. девочка паша понимала все с полуслова и ничего не требовала. с ней было спокойно. кирилл с ней — о личном, о жизни, о том, что болит, но никогда — о том, что болит по-настоящему сильно. кирилл даже подумал, что на ней можно остановиться, ведь ему, казалось, это было нужно. он сделал ей предложение: глупо, тупо, по-дурацки, совсем не романтично, — она убедилась в том, что они друг друга не любят, и согласилась. зачем и почему — разницы нет; казалось, ей тоже была нужна эта условность, штамп в паспорте как знак «все хорошо» и «здесь меня принимали». они сидели в клубе за барной стойкой, и девочка паша, смеясь, написала слово «happy» на скуле одной из миллиарда своих ярких неоновых подводок. это тоже знак. эта надпись должна была стать напоминанием, что все у них будет прекрасно, замечательно и просто заебись, несмотря на все дерьмо в прошлом, а стала клеймом. в ту ночь тот-самый-паша, которого кирилл надеялся никогда больше не увидеть (или не надеялся увидеть хоть когда-то?) вернулся и нашел его.

паша вернулся сам и начал возвращать кирилла — к себе и в реальность. или наоборот. разницы никакой. от перестановки мест слагаемых значение суммы не меняется: кирилл старался задеть, сделать побольнее, это не просто месть, это — правда, которая зрела в груди все то время, что паша был где-то не здесь. паша запер его в квартире, кирилл начал ее разрушать. портил мебель, стены, курил с закрытыми окнами — не продохнуть. паша запер себя вместе с ним, кирилл начал разрушать пашу. криками, руганью, признаниями в ненависти.

[ почему-почему-почему ты ненавидишь, если тебе было так похуй? ]
у кирилла была одна цель — взъебать хорошенько, так, чтобы дышать стало невозможно. так, чтобы не ему одному было плохо и больно. паша терпел, терпел, терпел — снова и снова — а потом взорвался. один раз: дал по морде на кухонном полу, стащив с подоконника. второй раз: в ванной, не спрашивая ни согласия, ни отказа. довыебывался, кир. бог любит троицу, но кириллу хватило всего двух раз, чтобы стать спокойнее. при первой же возможности он уехал от паши обратно к себе. кириллу, казалось, это было нужно, необходимо как воздух, словно рядом с пашей он задыхался. но все началось с начала, когда кирилл приехал к нему пьяный. к нему, а не к юле или к девочке паше, которая должна была заменить настоящего. кириллу рядом с ним невыносимо, а без него — еще хуже.

[ почему-почему-почему ты возвращаешься, если ты с ним не можешь? ]
паша не стал разбираться в мотивах_причинах_поводах. потому что им обоим просто нужно, им обоим друг без друга никак. кирилл это знает и понимает, иначе бы паша его не впустил, иначе бы паша не целовал так отчаянно, жадно, не прижимал к себе, словно бы приводя в чувства и вынуждая замедлиться, успокоиться, ведь они всегда есть друг у друга. есть и будут: сегодня, завтра, через год и даже дальше — это щемящее внутри не пройдет и не утихнет, а значит, кирилл не уйдет насовсем, а паша не прогонит.

[indent]нам было хорошо?
[indent]даже потом?
[indent]это ведь был не сон, правда, паш?
[indent]ты больше не говорил, что чувствуешь.
[indent]чувствую ли я? я правда на-у-чил-ся? ты не врешь?

кирилл однажды попросил пашу научить его любви. то ли захотел понять, каково это, то ли еще что — он сам не понимал, зачем ему это. как будто в привычной жизни бок о бок стало чего-то не хватать. паззл не складывается до конца. есть недостающий элемент в том, как они засыпают и просыпаются вместе; в том, как паша неизменно отвозит на работу и забирает; в том, как они сидят по утрам на кухне, а ведь кирилл раньше никогда и ни с кем так не сидел. есть что-то неправильное в том, что они переехали загород, не говоря друг другу о важном. паша его просто привез в этот дом и дал второй комплект ключей, а кирилл не смог сказать ничего вразумительного, когда осмотрелся и понял, что да, ему здесь нравится.

у кирилла все хорошее, доброе, светлое раз за разом застревает комом в горле. наружу вырывается все то, что люди не говорят, когда любят. кирилл вспоминает все те времена, когда крыл пашу благим матом, трепал ему нервы и не прекращал выводить из себя, будто это самое, блядь, интересное и увлекательное занятие в жизни. и даже в тяжёлый для паши период — кирилл ругался, срывался, кирилл не выдерживал пашиных пререканий. тогда паша в его словах разглядел любовь. кирилл тогда замолчал. удивился. испугался. кирилл предпочита_л_ет_ (?) не думать о том, в чем еще паша мог ее разглядеть.

видимо, во многом —
ты выйдешь за меня?

[indent]я нихуя к этому не готов, паш.
[indent]почему ты все ломаешь опять?
[indent]почему я все разрушаю снова?
[indent]я нихуя не понимаю, паш.
[indent]помоги мне. прими меня. прости меня.

паша всегда помогает-принимает-прощает. вот уже столько времени. кирилл отталкивает, посылает, убегает, но раз за разом ему хочется все вернуть. потому что без паши плохо и тошно. без паши в этой квартире нет жизни, без паши в церкви нет бога, и лики с икон смотрят с осуждением. кириллу было плевать раньше, но не плевать сейчас. кирилл паше отказал, думая, что так надо, что так будет правильно, наконец-то, сука, правильно, так будет лучше — им обоим. после переезда обратно в город кирилл не переставал думать об этом решении ни на секунду. а потом написал паше. боязливо, неуверенно, чуть дрожащими от холода и нервов пальцами. когда паша приехал, кирилл понял: никому не стало лучше.

паша уехал после того, как они поговорили. и все стало так же, как было месяц до этого. снова холодно, снова пусто, снова пачка не-своих сигарет мозолит глаза, отвлекает, не раздражает, но заставляет чувствовать себя виноватым. кирилл теряется в небольшом пространстве квартиры, ходя из комнаты на кухню и обратно, будто если приляжет, то больше не сможет встать. разговоры никогда ничего не решают — в их случае. и будто все было зря, и словно ничего больше не изменится, и ничего не вернется просто так. не вернется не вернется не вернется. поэтому кирилл однажды звонит, просит забрать с работы; и паша встречает, паша отвозит домой. раз. и еще один. и еще. а потом везет в настоящий дом — их общий. их дом, который паша сам создал, который с самого начала был местом не_для_одного.

[indent]я боюсь, паш.
[indent]ты видишь? понимаешь? чувствуешь?
[indent]ты же всегда меня чувствуешь.
[indent]только ты, паш.
[indent]больше никто.

жизнь продолжается. со всеми этими каждодневными службами, с пашиными мероприятиями, которые кириллу все так же не нравятся, но на которые он все так же ездит вместе с ним. жизнь продолжается: она в походах по барам и клубам, в каждом новом утре и «озерский, твою мать, если ты сейчас не встанешь, пиздец твоей машине, потому что мне надо на работу, а водить я не умею», в каждом прикосновении и поездке в магазин, где паша, как и всегда, отвечает и за то, чтобы расплатиться, и за то, чтобы сложить все продукты по пакетам. паззл снова не складывается до конца — мешает недосказанность, неуютность, поселившаяся в долгих паузах. все как будто вернулось на круги своя, но вместе с тем это «все» прихватило с собой огромный чемодан, который после долгого отпуска стоит посреди комнаты и мешается, а разобрать не доходят руки. приходится спотыкаться, шипеть и говорить в адрес этого чемодана короткое резкое «потом» — то ли чтобы правда разложить все самому (никогда-нибудь), то ли чтобы это сделал кто-то другой, а может, в надежде на то, что однажды этот чемодан исчезнет сам по себе.

кирилл отвечает коротким «я подумаю», когда паша спрашивает, что он хочет на день рождения. он отвечает так каждый раз, потому что — честно — кириллу не нужно ничего. у него есть крыша над головой, есть работа, которая, в общем-то, всем устраивает, есть дорогие и не очень ужины, есть отпуска в любое время года, потому что паше вдруг захотелось куда-то поехать, есть дорогие украшения, которые ему правда нравятся и которые он получает без повода, без привязки к какой-то дате. ему не хочется заводить никакое животное, все интересующие книги давно скачаны на телефон, который тоже работает без особых нареканий и выполняет все свои главные функции. а еще паша дает ему достаточно денег, чтобы сходить и купить себе что-то в любой момент, но кирилл тратит эти деньги разве что на сигареты и на то, чтобы удивить пашу хорошим костюмом из дорогого магазина, который кирилл наденет на очередное мероприятие. а еще его больше чем устраивает их с пашей секс, чтобы просить о каком-то разнообразии. и, в целом, если так подумать, то просить нечего и не о чем — так же, как и всегда. в прошлом году кирилл попросил пашу провести с ним день. просто целый день дома, без поездок куда-либо, без посторонних, без очередного осознания хорошей безбедной жизни. один день дома, когда можно раствориться друг в друге полностью: говорить, прикасаться, шутить, дразнить. паша весь — его; не в своей работе, не в картинах и не в разговорах с заказчиками. его можно было доставать, тормошить как угодно, а паша, блин, ласковый был, как кот, и всю эту идиллию разрушать не хотелось, потому что вот он праздник — в этом.

кирилл вспоминает свой прошлый день рождения день за днем и думает, что, может быть, стоит попросить пашу о том же самом. ну вот так просто: «давай целый день дома проваляемся, и все?», — но потом возвращается мыслями к тому самому мешающему чемодану, который они с пашей не могут разобрать вот уже несколько месяцев. кирилл соотносит одно с другим, еще раз-два-три-десять прокручивает в голове всю их историю от начала и до сегодняшнего дня. думает снова и снова. за завтраком, на работе, когда они едут домой. каждый день. каждый день думает и тянет с ответом, а паша не переспрашивает, потому что сможет достать подарок в любое время. по крайней мере, кирилл сам себе объясняет это так.

второе апреля. десять вечера. кирилл смотрит на пашу и говорит негромко:

— спроси меня еще раз.